Архимандрит Амвросий (Шевцов): Исповедь – это не «подача декларации», а очень личное общение человека с Богом

О духовническом служении «Монастырский хронограф» побеседовал с архимандритом Амвросием (Шевцовым), наместником Свято-Никольского мужского монастыря города Гомеля, благочинным монастырей Гомельской епархии.

Отец Амвросий, ваш монастырь – для многих людей является духовно-просветительским центром. Однако миряне приходят к вам в монастырь не только с тем, чтобы почерпнуть теоретические знания о вере, но и для того, чтобы принять участие в Богослужении и таинствах. Братия монастыря исповедуют мирян? Каков порядок?

– Таинство исповеди в нашем монастыре проходит каждый день, но у нас есть график, и каждый иеромонах исповедует по этому графику. Или же звонит чадо духовное по телефону, просит поисповедоваться. В основном, много людей исповедуется в субботу утром и вечером на всенощном бдении, а так же в воскресенье.

– В Русской Православной Церкви сейчас имеет место разная практика. Кто-то исповедуется перед каждым причащением. Кто-то реже. Какой практики придерживается Ваш монастырь?

– У нас сложилась такая практика. Если ты знаешь человека, он постоянный прихожанин, регулярно посещает храм, участвует в жизни общины, многократно приступал к Таинствам Исповеди и Причастия, то ему можно благословить причаститься без исповеди, когда он просит. Но ведь есть и так называемые «захожане», люди, которых мы мало знаем или не знаем совсем. Они обязательно исповедуются перед каждым причащением. Дважды в год, на Рождество и на Пасху, мы причащаем без исповеди. Это делается для того, чтобы в праздники Рождества Христова и Святой Пасхи ничего не отвлекало от самого богослужения и Евхаристии. Многие прихожане, зная эту традицию, стараются исповедаться заранее в Великий Четверг, Субботу, перед Пасхой, чтобы можно было в праздник сосредоточиться на богослужении. Непередаваемы ощущения единства Церкви, когда видишь, как весь храм в праздник приступает к Таинству Причащения. Мы просим прихожан освящать свои пасхальные яства заранее и прийти на литургию, чтобы насладиться Пасхальной службой, насладиться воскресшим Христом.

– Духовное руководство мирян. Каких правил вы придерживаетесь?

– Мы стараемся приучать людей брать ответственность на себя в бытовых вопросах. В 90-е годы у нас была одна прихожанка. Она брала благословение на всё, что только можно. Как-то раз она подходит к нашему первому настоятелю, отцу Антонию и говорит: «Батюшка, благословите высадить рассаду». «Бог благословит, высаживай», - ответил о. Антоний. Ночью ударили заморозки. Утро началось с жалобы: «Вот, батюшка, Вы благословили помидоры посадить, а мороз всё побил». Но этим все не закончилось. Через месяц снова: «Вы, батюшка, благословили меня тогда посадить помидоры, а тля теперь все поела». При чем здесь священник?.. Если ты задумал сделать какое-то дело, помолись и с Богом! Когда приходили к авве Пимену Великому поговорить о высоких вещах, он молчал и отвечал только тогда, когда ему задавали вопросы о том, что непосредственно нужно для спасения души вопрошающего. То есть надо отвечать тогда, когда у тебя спрашивают что-то необходимое. Но бывает, что человеку необходимо высказаться. Если этот человек первый раз пришел, конечно, нужно его выслушать, дать выговорится. От этого уже бывает для него большое облегчение. Но если человек ходит к тебе каждое воскресенье, и ему хочется просто поговорить и всем показать, что у него есть духовник, тогда, конечно, надо немножко его одергивать. Всякое бывает. По нашему приходу, во всяком случае, видно, что люди стали другими. То есть этот воспитательный процесс дает свои результаты. Мы пришли молодыми священниками. Нам по 20 лет было. А здесь был приход старый, тем более, он был единственным приходом в городе, и все привыкли исповедоваться: «Делом, словом, помышлением. Мария. Каюсь». Все. И из нее «выбить» что-то было просто невозможно. А мы же все были горячими, молодыми, ревностными. И давай эту бабушку мучать. А потом, конечно, и они учились, и мы тоже приобретали какой-то опыт. Ну что ты возьмешь с этой бабульки? Она одна живет уже сто лет и забыла, как ее зовут. Какие грехи? Потом приучили записывать грехи. Мы просили писать грехи для того, чтобы не забыть то, что человек совершил. Начали писать. Потом в среде богомольцев в практику вошло мнение, что обязательно священник должен разорвать эту записку. Если не разорвал записку с грехами, значит, грехи тебе не простились. Начали с этим бороться. То есть у нас на глазах родился некий магический обряд. Вводишь сам, не задумываясь, а потом приходится и с этим бороться. Проповедь, беседы вне храма, беседы отдельно с каждым человеком – всё это немножко продвигает в духовном росте. Во всяком случае, когда приходит человек из другого прихода, ты видишь разницу.

– Примерно, о каком количестве людей мы говорим, когда говорим о ваших постоянных прихожанах?

– Думаю, что постоянных прихожан человек 300. Костяк. Из них есть еще и те, на которых можно опереться в плане организации благотворительных ярмарок, мероприятий. Это человек 30. Активисты. Совершенно разного возраста. Мы общаемся вне храма, и видно, кто что может. Например, если раньше мы после Рождественской службы оставляли храм открытым, чтобы люди сидели и ждали, когда начнут ходить троллейбусы, то сейчас мы объявляем: «Братья и сестры, кто приехал на машинах, не забудьте о том, что нужно развести тех людей, у которых машин нет». Вот они друг друга развозят, а потом смотришь – уже и привозят. Прихожане, таким образом, сплачиваются друг с другом, просто знакомятся. И мероприятия стараемся проводить такие, чтобы люди друг друга узнали. Вот, например, рядом со мной в церкви стоит человек, и я не знаю даже, как его зовут. А стоим мы вместе каждое воскресенье. Чаепития по праздникам устраиваем после литургии. Сначала это все воспринималось настороженно, а сейчас и сами люди приносят свою выпечку. Общаются друг с другом.

– Как духовник, что Вы можете сказать о молитвенной жизни современных мирян?

– Есть люди, которые серьезно молятся, и это видно. Хотя это и очень большая редкость. Есть люди, которые молятся на уровне правила Серафима Саровского.

– Вы подталкиваете человека к духовному развитию или же просто отвечаете на задаваемы вопросы и ждете пока человек сам нащупает для себя какой-то путь в плане молитвенного правила, чтения святых отцов и всего остального?

– Если человек приходит впервые на исповедь и хочет заниматься духовным развитием, он спрашивает, какие книги читать, с чего лучше начать, как лучше, чтобы не перегрузить себя. Я говорю, что вы, конечно, можете читать по 6 акафистов в день, и по 4 кафизмы, и по целому Евангелию, но насколько вас хватит? Вам известно такое понятие как грыжа? Когда человек подорвался и потом даже легких предметов поднять не может. Просто физически не может. Ему тяжело. И это на всю жизнь. То есть можно потихонечку прийти к шести акафистам, но начните просто с молитв тем святым, которым хотите. Самое важное в духовной жизни и молитве это постоянство. Вот это самое важное. Как и спортсмен для поддержания физической формы должен регулярно тренироваться. Постоянно. Даже небольшой перерыв в тренировке даст о себе знать. Так и в духовной жизни. Пусть ты будешь читать только правило Серафима Саровского, но это будет твоим постоянным правилом. Даже краткая молитва, но регулярно исполняемая, уже меняет человека. А если ты не помолился, а за сегодня вычитал вчерашнее правило, какой в этом смысл? Молитва это не магия. Не количество играет здесь ведущую роль.

– Когда к Вам люди обращаются за духовным руководством, что Вас больше всего радует в этом общении?

– Когда человек искренен с самим собой. Пусть он грешник, но он пришел и говорит Богу свои грехи, честно ищет исправления. Ведь исповедь это не «подача декларации»: выполнил, что положено, указал в правильном порядке, «заполнил форму», и - свободен. Исповедь это очень личное общение с Богом. Когда видишь эту глубину, тогда радуешься и благодаришь Бога. Радуешься, когда человек искренне интересуется, и видно, что это не наигранно, что это не напускное, а человек действительно открывается Богу. Это отрадно.

– А что Вас печалит?

– Печально, что есть и в самом себе, и в других состояние духовного сна. Сон лености моея ходатайствует души моей муку. Когда каждый раз одно и то же. И хорошо, что человек еще осознает это. Один старец говорил, что у него исповедовалась монахиня, у которой такое состояние длилось 20 лет. Но ничего, Господь посылает милость. Может, и над нами смилуется.

– Кто Вам ближе по духу из опытных духовных руководителей нашей Церкви?

– Стараюсь учиться у каждого. Мне очень нравятся письма преподобного Амвросия Оптинского. Такие простые и доходчивые. Письма игумена Никона Воробьева. Когда-то его письма мне очень помогли. Не всегда есть время сесть и полностью прочитать книгу. Прочитал пару страниц, потом следующую.

– Один из сложных вопросов пастырской практики: когда у человека, например, проблемы с родителями, проблемы с жильем, с работой, с мужем, с женой и он не может сам принять решение, обращается за советом к духовнику, духовник вправе выдавать какие-то готовые решения и решать за другого человека как ему быть? Существует точка зрения довольно распространенная, что от таких советов духовнику лучше воздерживаться. Но ведь человек, как со своей духовной жизнью так и со своими проблемами – это одно целое. И вряд ли возможна гармония в духовной жизни, если во всем остальном полное неустройство. Что Вы об этом думаете?

– Совет дать можно. Но всегда говоришь: «Знаешь, выбор всегда за тобой». Но если, например, начинают спрашивать о семейной жизни, я могу сказать только из опыта своих исповедей, потому что я семейной жизнью не жил и ничего не могу сказать. Но надо помнить, что каждый человек индивидуален, и каждая семья индивидуальна. И для того, чтобы дать какой-то совет, нужно иногда и с женой поговорить, и с мужем, и с родителями. Подсказать человеку, взглянуть на проблему с другой стороны, открыть ее по новому, и тогда увидишь решение. Конечно, здесь нужна вдумчивая беседа. И это не обязательно исповедь. Просто встречаешься с человеком, разговариваешь. Нашему отцу Савве откуда только не звонят! Он говорит: «Где только они берут мой номер телефона?» И вот приходят, приезжают просто на беседу. И к отцу Серафиму приходят люди, хоть он и молодой. Иногда выслушать человека, сказать какое-то доброе слово утешения – и это уже меняет его в лучшую сторону. Но я никогда не требую делать только так, и никак иначе. Человек - существо свободное. Это не то, что в монастыре. Да и в монастыре надо делать все с рассуждением. Я стараюсь не «повелевать».

– А бывает у Вас такое, что человек годами ходит и спрашивает что-то о духовной жизни, но ничего из сказанного Вами не выполняет, а ходит только поговорить? Как Вы относитесь к таким людям?

– Что делать? Таких немало. Сначала приходят, потом пропадают, потом опять появляются, и снова исчезают. Такая участь. Что же делать?

– Понятно, что как монах Вы не имеете опыта семейной жизни, но Вы исповедует людей. Многие из них – семейные. Если говорить об институте семьи, Вы пытаетесь как то осмысливать происходящее? Так много семей разрушается сегодня.

– Мне кажется проблема в том, что у нас семья – это два человека и дети, в лучшем случае. Нет той большой семьи, когда прадед сидит за обеденным столом и ложкой может «вразумить» правнука, если тот дерзнет есть вперед старших. И если кто-то собрался разводиться, он так им сможет доходчиво объяснить, что это желание пропадет быстро и надолго. Все жили в одном большом доме. Молодожены видели, как живут дед с бабкой, отец с матерью. А что сегодня? Три месяца повстречались, свадьба, отдельная квартира, все условия. Через полгода они разошлись. Не сошлись во мнениях. Никто не захотел уступить. Вот в этом кризис я вижу. В том, что нет преемственности, в том, что каждый сам по себе живет, что большой семьи нет. К тому же, сколько детей у нас в семьях? Три ребенка – это уже многодетная семья. А раньше? Пять-шесть. Младшие смотрят за старшими. Это даже просто приучает к коммуникабельности. Человек учится общаться. А сейчас приводят ребенка в детский сад, а он не умеет находить общий язык с ровесниками, потому что один воспитывался, и семья его лелеяла, пыль сдувала, а здесь такие же, как он, с которых тоже пыль сдували. И начинаются проблемы.

– Складывается такое чувство, что многие люди, которые вступают сегодня в брак, это поразительно незрелые личности. Кто должен их готовить к семейным отношениям? Прививать правильные понятия? Может школа в старших классах на уровне каких-то факультативов?

– Школа уже не знает, что на себя брать. Но все-таки как-то готовить надо. Возможно, следует вернуть в школу предмет «Этика и психология семейной жизни». Очень плохо, что сейчас не в каждой семье на примере родителей можно воспитать нормального семейного человека. В настоящее время довольно много детей воспитывается в неполных семьях. Это серьезная проблема. Еще я вижу проблему в том, что у нас маленькие семьи. Если бы были большие семьи, многих проблем не было бы. Если один ребенок, зачем ему вступать в брак или идти в монастырь? У него от родителей останется квартира, от одной бабушки с дедушкой, от второй, дача, машина. Зачем ему работать? И он приучается быть эгоистом. Зачем ему впускать к себе еще кого-то и терпеть чужака? Уже с детства он приучается жить один.

– Перейдем к духовному руководству монастыря. Поделитесь своим видением этой стороны монастырской жизни. Вот, приходит послушник. Кто его ведет духовно, относительно внимательно к его духовным запросам и возможным трудностям. Или он должен быть максимально самостоятельным?

– Смотреть за послушником надо. Смотреть, какие у него интересы, посоветовать ему, поделиться опытом. Мы даем советы, какие книги читать, как молиться, как необходимо вести себя в монастыре, но следует ли он этим рекомендациям, или нет – это его дело. Со временем он проявит себя и сможет определиться, тот ли он выбрал путь. Заарканить и тащить его в Царство Небесное никто не собирается, хотя, может быть, и надо было. «Невольник не богомольник». Мне нравится высказывание святителя Филарета Московского относительно принятия в монастырь. Он говорил, что лучше человека не впустить во двор, чем из него выгонять.

– На всех конференциях сейчас обсуждается вопрос откровения помыслов. Владыка Георгий сказал, что если это в монастыре допускается, то это должен делать человек, который сам это делал, то есть тот, кто сам кому-то открывал свои помыслы. Он не знает, что это такое и думает, что некоторым вообще вредно какое-то копание в себе. Вы как к этому относитесь?

– У меня такого опыта не было, и я не знаю. Но то, что копание в самом себе некоторым очень неполезно, я согласен. Человек начинает замыкаться. Может, для грека и его темперамента это полезно, но не для нас. Начнешь копаться в этом грехе, так в нем и останешься. Мне понравилась такая мысль. Со страстями и грехами как нужно поступать? Положить в старый сундук, закрыть и не открывать, чтобы они там истлели. А когда ты постоянно возвращаешься к этому, достаешь, проветриваешь одежду, так и моль ее не берет. А так сложишь в сундук, моль ее поела, и ничего не осталось. Прах. Приди и искренне покайся в том, что тебя действительно беспокоит.

– Отец Амвросий, что такое смирение?

– Это трезвый взгляд на самого себя. Ты такой какой ты есть. Вот и все, и нечего тебе что-то о себе воображать.

– Чтобы трезво на себя посмотреть, тоже нужен опыт самопознания и определенная зрелость души. А с чего начать очень новоначальному?

– Видеть Христа в другом человеке. Считать, что этот другой он лучше тебя. Он есть образ Божий. Может, он сам не видит этот образ в самом себе, но найди его в нем, ему покажи. В каждом человеке есть образ Божий. Когда ты видишь Христа в другом человеке, ты смиряешься перед Христом. Ты увидел Христа и уже ведешь себя по-другому. Смирение не в том, чтобы повторять себе: «аз есмь скот». Обзывать себя я могу сколько угодно. Но не дай Бог, меня так кто-нибудь назовет! Смирение проявляется в том, как ты относишься к другим. Ты уступаешь перед образом Божиим в другом человеке, и это заставляет тебя благоговейно к нему относиться. И это меняет тебя. Если ты в каждом видишь образ Божий, ты считаешь себя ниже. Возлюби ближнего своего как самого себя. И в самом себе тоже надо увидеть образ Божий, очистить от пепла. Трезво посмотреть на самого себя.

– Что такое послушание в контексте жизни мирянина?

– Мне кажется, что послушание – это монастырская вещь. Рассуждение – это важнейшая добродетель и в монастыре. Потому что послушание без рассуждения не работает.

– Послушание в монастыре. Заглядывая на сайт Гомельской епархии нетрудно увидеть, что Вы примерный послушник. Столько поездок и служб в неделю, учитывая и Ваши монастырские обязанности – не каждый такое выдержит.

– Смирихся, и спасе мя. Поднял и понес. А что делать? С другой стороны, если я не буду показывать пример послушания, что будет? Господь дает силы. Бывает, что нет сил служить литургию, но заставишь себя, послужишь, и силы откуда-то берутся. Господь укрепляет.

– Слепое послушание возможно сегодня в монастыре?

– Слепое послушание возможно святому старцу. В нашем монастыре старцев нет. Поэтому и слепого послушания тоже нет. Я стараюсь давать те послушания, которые человек может выполнить. Бывает, конечно, что говоришь брату: «отченька, если не ты, то кто же?» Говоришь, что есть такое слово «надо». В жизни ведь надо кого-то или что-то терпеть. Стараюсь помягче обращаться с братией. Как говорит апостол «будьте братолюбивы с нежностью».

– Если Вы потеряли внутреннее равновесие и погорячились. Вы скажите об этом брату, в адрес которого был выпад, извинитесь, или же сделаете вид, что так и должно быть?

– Да, скажу, что погорячился.

– Ни для кого не секрет, что сегодня в Церкви достаточно много людей, у которых нет четких и ясных знаний основ своей веры. Но эти люди чувствуют благодать в храме, любят службы, являются активными прихожанами. Но они не стремятся разобраться в последовании богослужений, например, почитать что-нибудь по истории Церкви, догматах. Нужно их к чему-то такому подталкивать, тому от кого это зависит?

– Если это мирянин – это одно дело. Другое дело, когда человек в монастыре. И если у него такое послушание, что он может общаться с людьми и что-то советовать, то здесь невежество недопустимо.

– А для мирянина? Его надо подтолкнуть к изучению основ веры?

– У священника есть момент за богослужением, где он молится о наших грехах и о людских «невежествиих». То есть, что для нас, священников, большой грех, то у мирян – это просто людские невежествия. Бывают невежественные люди. Не дано им это. Но у них есть вера. Искренняя вера. Когда он упорствует в своем незнании – это признак гордыни. А когда он простец и по простоте сердца чего-то не знает и не понимает, но искренне верит в Бога, то это совсем другая история. У нас в монастыре есть брат, который не хотел учиться. Владыка Стефан всем насельникам благословил окончить семинарию. Сейчас этот брат – бакалавр богословия. Говорит: «Может, мне в академию поступить?» А до этого: «Нет, и все. Не хочу». Поэтому нужно смотреть конкретно на каждого. Может, человеку, который такой упрямый, надо и указать, и подсказать, как это лучше сделать.

– Что Вас вдохновляет и дает Вам силы?

– Сама литургия дает силы. Однажды я понял, что все получаю из литургии. Поэтому служу часто. А вот исповедую мирян редко. В основном Великим постом. Приходится так же беседовать с людьми. Отрадно, когда твои слова не пропадают, и ты видишь, что человек меняется, что ты помог. Бывает, что ты помог, и люди потом каждый год приходят и благодарят. Это, конечно, утешает. И слова благодарности слышать от них утешительно. Важно только не приписывать это всё себе. Помнить слова псалмопевца: «Не нам Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу»!

Благодарим Вас за беседу!