Архимандрит Амвросий, наместник Свято-Никольского мужского монастыря г. Гомеля: «Возможно через несколько поколений на удобренной нами «земле» процветет настоящее монашество»

 Интервью с архимандритом Амвросием (Шевцовым), наместником Свято-Никольского мужского монастыря г. Гомеля, благочинным монастырей Гомельской епархии.

– Отец Амвросий, как на этом месте начиналась монашеская жизнь? Вы первый насельник Свято-Никольского монастыря?

 

– Жизнь нашего монастыря мы отсчитываем с 8 декабря 1994 года. В этот день Церковь отмечает отдание праздника Введения. Но кроме отдания это был еще и канун моего девятнадцатилетия. И вот мы, два послушника – Андрей Шевцов и Аркадий Янушевский поселились здесь, при Никольской церкви. Мы, уже зная, что будет монастырь, сами в течение 1994 года готовили кельи, «налаживали монастырский быт». Тогда в нашем городе было только три храма. При Никольской церкви были какие-то помещения, хозяйственные постройки. Гараж мы переделали в трапезную, бухгалтерию и склад – в келлии. Потихонечку стала собираться братия. В основном, все местные, городские, гомельские. Кто-то уже был пострижен в монашество и служил на приходах, например, наш первый благочинный, отец Мефодий (Казаков). Были священники, принявшие постриг уже здесь, в монастыре. Они стали первыми пострижениками монастыря – иеромонах Варсонофий (Степанцов) и иеродиакон Мартиниан (Савастеев). Их постригли Великим постом 1995 года. И вместе с ними в иночество постригали отца Венедикта (Мажуко), который был третьим насельником монастыря. Он поселился на второй день после отдания Введения, в мой день рождения. Бывали у нас ребята, которые просто из юношеской романтики приходили помолиться в монастырь, оставались на ночь и так монастырь больше и не покидали. До монастыря наша церковь была обычным приходским храмом, правда, легендарным, поскольку долгое время это был единственный действующий храм города Гомеля.

Когда открыли монастырь, некоторое время службу здесь вели мирские батюшки. Например, наш дорогой отец Федор Харик, который из белого духовенства служил у нас дольше всех. Он перешел в собор лишь тогда, когда уже иеромонахов у нас было достаточно, чтобы нести послушания. Но, а поскольку наш храм был приходским, у нас не было недостатка в верных прихожанах, и в то время это были в основном пожилые люди, которые всю свою жизнь посещали наш храм. Это сейчас у нас обновился приход, почти никого из тех прихожан, которые были тогда, уже не осталось. Сегодня люди идут к нам именно как в монастырь, а не в приходскую церковь. Приезжают из разных районов города, потому что у нас не спальный район, а одноэтажная такая деревня в центре города.

Архимандрит Антоний (Кузнецов) стоял у истоков зарождения на этом месте монашеской жизни. Он был очень монахолюбивым батюшкой, и кроме нашей общины он основал в Гомеле еще и Тихвинский женский монастырь. В свое время отец Антоний очень много сделал для возрождения Козельщанской обители на Полтавщине. Он очень горячо и ревностно почитал Козельщанскую икону Божией Матери, был знаком со старинными монахинями Козельщанской обители. Именно этим матушкам он обязан своим духовным воспитанием. В Гомель отец Антоний приехал вместе с владыкой Аристархом. Я долгое время был иподиаконом владыки и имел возможность общаться с отцом Антонием. Он был моим духовником. Он вообще был духовником всех наших иподьяконов. Поначалу, конечно, когда я стал ходить в церковь, я и не думал о монашестве. Я хотел стать священником. Но, благодаря общению с отцом Антонием, с владыкой Аристархом, мои жизненные приоритеты изменились. Тогда стала издаваться монашеская литература, можно было познакомиться и с «Древним Патериком», и с «Лугом духовным», и с «Лавсаиком». Это все, конечно, наталкивало на мысль о том, что все-таки хотелось бы попробовать себя в монашестве.

 

– Свято-Никольский монастырь – это городской монастырь. Расскажите, пожалуйста, об особенностях жизни городского монастыря.

 

– Жить в городском монастыре непросто, даже трудно. Если пустынникам в пустыне камыш мешал, то нам – железная дорога. Что ж делать? Ко всему человек привыкает, и со многим можно свыкнуться, если, конечно, поставить пред собой цель жить в монастыре. Если ты хочешь жить в монастыре, ты сумеешь жить где угодно. Главное, что у тебя есть келья. Мне, например, очень помогает то, что у меня есть келья. Поначалу мы жили по два человека, и уже, будучи иеромонахами, мы жили по двое. Потом, уже когда построили братский корпус, появилась возможность расселиться по одному.

Важно иметь возможность иногда уединятся где-то. У нас есть скит, вернее, монастырское подворье. Из двадцати лет своей монашеской жизни пять лет я был настоятелем подворья, и мне это очень помогло. Подворье находится в Терюхе. Это где-то 30 километров от Гомеля, в лесу. Нам передали бывший пионерский лагерь, трехэтажное здание. Конечно, есть свои проблемы и неудобства, но там – лес, тишина, природа. Туда наши братья рвутся пожить в уединении. Кто-то может съездить в монастырь святого праведного Иоанна Кормянского на несколько дней, помолиться батюшке, отдохнуть от потока людей.

Первые мои впечатления, когда меня рукоположили… Мы все были такими молодыми, ревностными монахами… И вот – исповедь. Надо исповедовать огромное количество причастников, исповедников Великим постом… Это было, конечно, тяжело. Восстанавливаться после такого послушания было непросто. Но потом постепенно приобретаешь опыт. Отец Антоний очень много помогал. Из опыта Троице-Сергиевой Лавры, лаврских духовников рассказывал, как вести себя, как исповедовать. Если бы не один отец Антоний, а если бы пять таких, возраста отца Антония было бы у нас, конечно же, проще. Но и так, слава Богу. Он постоянно общался со всеми нами, уделял много внимания, слава Богу. В этом отношении нам было очень хорошо. И владыка Аристарх постоянно приезжал. И в праздники часто служил у нас, и постоянно наставлял, постоянно беседовал с братией, советовал, какие книги лучше читать. Отец Антоний работал с каждым индивидуально. А владыка Аристарх со всеми вместе, на твердом таком святоотеческом основании. Тем не менее, кто-то оставался, кто-то уходил. Отец Антоний как монахолюбец, конечно, старался всех побыстрей постричь.

… И в итоге мы пришли к тому, что раз мы все равно живем в городе, уединения у нас здесь не будет, но надо как-то спасаться и чем-то заниматься. Сельским хозяйством не будешь заниматься. Поэтому пришли к выводу путем проб и ошибок, что наше служение – работать с людьми. Исповедуя людей, мы видели, что, как Христос говорил, «жатвы много, а делателей мало», надо трудиться на жатве. И не столько жать, сколько сеять. Сеять и сеять. Да и люди просили об этом, в школы тогда часто звали священников. В то время мы начали устраивать лекции в городе, приглашая и отца Артемия Владимирова, и Олега Стеняева, и дьякона Андрея Кураева, и профессор Осипов к нам приезжал. Эти встречи собирали огромные залы людей. Это делалось по благословению владыки Аристарха. Такими были наши 90-е годы. Лекции проходили, в основном, в учебных заведениях, но вход был свободный, и собиралось очень много людей.

 

– Монашеская жизнь идет в таком сочетании: молитва, труд, пребывание в келье. Как вы думаете, в каком соотношении это должно быть?

 

– По уставу святого Венедикта, восемь часов труда, восемь часов отдыха, восемь часов молитвы. Но это он так пишет. Я, конечно, не знаю, как все это распределить. Но опытно все это, конечно познается. Бывает по-разному.

 

– Расскажите о распорядке дня вашего монастыря.

 

– В 5.20 – подъем. В 6.00 – начало братского молебна. Служится братский молебен, утренние молитвы, полунощница и сразу же часы и литургия. Литургия начинается в 7.00. После литургии – молебен, панихида. В 9.00 – завтрак. Далее братия выходят на послушания до 13.00. В 13.00 – обед. И потом, если есть еще какие-то срочные работы, то трудимся и во второй половине дня. После обеда мы поем всей братией вместе канон Божией Матери или Спасителю по очереди. Начинаем в понедельник – Спасителю, во вторник – Богородице, в среду – Спасителю, в четверг – Богородице, в пятницу – Спасителю. В субботу мы поем литию по почившей братии, поминаем владыку Аристарха, отца Антония. Накануне воскресного дня у нас всенощная. Утренние молитвы – в 6.20. В 6.30 – часы и ранняя литургия. После ранней литургии служится панихида, и вторая литургия совершается в 9.00. После поздней литургии опускается икона Козельщанская, люди прикладываются. И служится молебен. После молебна в 12.00 совершается чин панагии. Затем – обед. Потом время отдыха воскресного. И вечером служим акафист святителю Николаю. Вечернее богослужение, утреня и на утрене – акафист. И после всех вечерних служб – ужин и вечерние молитвы.

 

– Отец Амвросий, как Вы думаете, период послушнического искуса, по истечении которого принимается решение, останется ли человек в монастыре, насколько продолжительным должен быть?

 

– Чем дольше, тем лучше. Но, как правило, за год человек раскрывается, становится видно, что он из себя представляет, проявляется характер. Но сам человек может еще не определиться за год. Относительно того, останется он в монастыре или не останется, в этом он в первую очередь должен определиться. Думаю, что три года жизни в монастыре – достаточный срок для того, чтобы принять окончательное решение. В этом плане мне нравится практика католиков. По истечении трех лет человек должен принять решение и сказать «да» или «нет». Если «нет», то – «до свидания», чего сидеть? У нас же бывает, десятилетиями живут в монастыре и не могут определиться, и портятся. Вроде живет в монастыре, но не монах. Если человек не собирается оставаться в монастыре, быть монахом, то нет смысла долго там жить. Понятно, что некоторым так удобно жить – никакой ответственности. То есть за три года узнать человека можно. По истечении трех лет пребывания послушника в монастыре можно собрать духовный собор, позвать брата и спросить: «Брат, ты у нас уже живешь три года. Ты собираешься оставаться в монастыре и быть монахом? Нужно как-то определяться».

 

– При приеме в монастырь, на Ваш взгляд, на что особенно нужно обращать внимание?

 

– Во время общения в Жировичском монастыре с игуменами и игумениями монастырей Белорусского Экзархата митрополит Афанасий Лимассольский, отвечая на похожий вопрос, сказал, что он считает, что принимать в монастырь психически больных людей не следует. Из опыта нашего монастыря вижу, что это действительно так. Если человек хоть немного психически не здоров, то в монастыре болезнь сильно прогрессирует. Если принимать таких людей, то это должен быть очень благоустроенный монастырь, постоянное руководство, может быть, определить отдельного человека, чтобы он постоянно за ним смотрел, постоянно очень аккуратно им руководил.

 На что обращать внимание при приеме в монастырь? Главное, чтобы была любовь к Богу. Если имеет человек непреодолимое желание, больше ничего его не удержит. Давайте вспомним, как проверяли и узнавали тех, кто хотел остаться в монастыре. Держали днями под монастырскими воротами, испытывали.

Наше время другое. Я не считаю, что нужно специально смирять человека. Но следует внимательно присмотреться, каких правил человек придерживается. Если он говорит: «Вот тот брат то сделал, а я сегодня то сделал…», – понимаешь, что начинаются какие-то товарно-денежные отношения, понимаешь, что человек ищет чего-то другого. Если человек ищет Бога, он будет делать все, что угодно, лишь бы остаться в монастыре. Мы жили, когда у нас и условий никаких не было, ничего, но нам просто хотелось здесь жить, и не было мысли уйти из монастыря. Апостолов Христос спрашивал: «Может, вы хотите уйти?» Что апостол Петр ответил? «Господи, куда нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной. Куда нам еще идти?» Вот в этом есть критерий любви. Куда идти? Бывает так, что у человека не складывается хорошо жизнь в миру, и тогда ему говорят: «Тебе только в монастырь, иди и сиди там». Такой человек не выдержит в монастыре. Не выдержит из-за того, что даже если не кто-то его будет искушать, он сам себя будет искушать. Он не сможет. Надо смиряться, надо на все спрашивать благословение. 

Для многих это очень большая проблема. То, что ты спрашиваешь на все благословение, ты вырабатываешь у себя привычку, навык к тому, чтобы во всем советоваться. И потом, когда у тебя случится какое-то испытание, искушение, то ты все равно уже по этому навыку, по инерции пойдешь и спросишь. И тебе скажут: «Что это ты, брат придумал себе такое? Так делать нельзя». Вот. А человек, который ищет чего-то другого в монастыре – не любви, не Христа, не Бога – он не удержится. Считаю, что сейчас проблема в том, что много невоцерковленных людей приходит в монастыри. Поэтому мы требуем рекомендации от священника, духовника, чтобы видно было, что человек уже имеет какой-то опыт жизни в Церкви. Мы требуем рекомендации, просим собрать справки: о состоянии здоровья, из милиции, и непременно – рекомендация священника.

 

– А если человек психически здоров, но физически немощен и не сможет полноценно следовать уставу монастыря, все службы посещать?

– Мы знаем примеры из святых отцов. Если монастырь крепкий, в смысле крепкой монашеской семьи, и если он благоустроенный, и братия есть в нем, то тогда, наверное, можно принимать и физически немощных. Мы знаем монастыри, где были больничные кельи. Нужно, чтобы были определенные условия. Также не надо забывать: мы – первое поколение монахов. Мы состаримся, нам тоже нужна будет помощь какая-то, уход за нами. Я не думаю, что проблемой является уход за больными монахами. Проблема в другом, мне кажется. В том, что сейчас монастыри не достаточно благоустроены в духовном плане. Со временем, думаю, что как-то все устоится. Но нужно понимать и всегда помнить, что если мы принимаем в монастырь больного человека, то берем на себя ответственность за него.

 

– Отец Амвросий, Вы, когда пришли в монастырь и духовно формировались как монах, отец Антоний и владыка Аристарх уделяли Вам время, помогали Вам своим духовным руководством. Вы как наместник монастыря уделяете время братии? Занимаетесь с ними?

 

 – Да, мы проводим беседы, братья регулярно ходят на исповедь. У нас есть духовник. Они выбирают сами: или ко мне идти, или к духовнику. Старшие братия у меня исповедуются. Они исповедовались у отца Антония, потом отец Антоний умер, и они стали у меня исповедоваться. А братия, которые пришли недавно, исповедуются у нашего схимника отца Сергия.

 

– Сильно ли отличаются друг от друга женское и мужское монашество, на Ваш взгляд?

 

– Есть такое выражение: «монах и монашка – одна рубашка». Но есть и другая пословица: «монахини – это святые осы».

 

– А монахи?

 

– Монахи – это шершни. Это, конечно, шутка. Отличия, конечно же, существуют. Если говорить о мужском монашестве, то если можно так сказать, проблема в том, что оно слишком тесно соединено со священством. В идеале монах должен быть как бы внутри себя, а священник обязан отдавать себя, быть как бы «нараспашку». Соединить эти два служения – это основная проблема, с которым сталкивается мужское монашество. Ведь ты в монастырь пришел ради монашества.

Что касается женского монашества, мне кажется, многие проблемы в этой сфере немного надуманные. Надо иметь больше внимания к себе, поменьше смотреть за тем, что делают другие.

 

– Отец Амвросий, Вы, будучи юношей, пришли в монастырь. Какое впечатление производит на Вас современная молодежь?

 

– Мне кажется, что не хватает огонька в их глазах. Не хватает заинтересованности. Может быть, как владыка говорил, не ценим то, что имеем. Потому что когда все это создавалось, мы «болели» монашеством, горели идеями и мечтами. У нас не было монастыря. Вот я иногда думаю: если бы в мою юность, скажем так, в Гомеле был мужской монастырь, и можно было прийти, как здорово было бы! На глазах, все готовое. Но ведь ничего этого не было. Я так обрадовался, что организуется в Гомеле монастырь, что не надо никуда ехать, искать, в какой монастырь тебе поступать. А сейчас оно как будто бы само собой разумеющееся. Это мое такое субъективное мнение.

 

– Вы ведете евангельские группы, занимаетесь изучением Священного Писания со всеми желающими. Как это проходит?

 

– У нас три евангельские группы: для взрослых, для молодежи и для детей. Евангельскую группу для детей ведет отец Савва. Отец Феодорит с молодежью общается, они у него и исповедуются. Как он ведет, я точно не знаю. Я ему доверяю. Они там вместе с богословскими беседами и чаи пьют. А взрослые уже более серьезные люди, им нужен другой подход. Разный возраст. В моей группе много женщин. Но сейчас я заметил: в церкви у нас стало больше мужчин. В молодежной евангельской группе ребята преобладают. Некоторые ходят у нас на все занятия и во все группы. Мы молимся вместе, читаем молитву и затем по очереди читаем по стиху из Писания. Чаще всего мы разбираем по одной главе из Евангелия. Например, на следующей неделе мы берем Евангелие от Иоанна, 4-ая глава. 

И наши «студенты» уже дома готовятся, изучают толкования. Приходим, читаем по стиху из главы. После этого кто хочет – я не говорю, что каждый, – а кто хочет что-то сказать, рассуждает. У кого-то родились вопросы, у кого-то другие возникают вопросы, кто-то рассказывает, как бы он на это ответил. Я стараюсь, чтобы не было никаких уклонений от православного учения, и если есть какие-то вопросы по Евангелию, стараюсь их навести, например, на какую-то мысль. Или они сами, бывают, иногда такое что-нибудь прочитают или скажут. Общаться интересно. Стараемся, чтобы диалог был. Все имеют возможность высказаться. Конечно, их расшевеливать надо. Но есть несколько человек, которые все время говорят. Им есть что сказать, задать вопросы, и это всегда оживляет беседу.

 

– В какое время дня проходят занятия?

 

– Вечером раз в неделю. В понедельник в шесть часов вечера. Стараемся, чтобы к девяти закончить. Бывает, раньше. Бывает, два часа – два с половиной. Года два так занимаемся.

 

– Последние несколько лет активно проводятся монашеские конференции и в Москве, и в нашем Экзархате. Вы у нас самый активный участник этих монашеских встреч. Поделитесь своими впечатлениями. Есть ли от этого польза, на Ваш взгляд?

 

– Польза, в первую очередь, в том, что мы собираемся, общаемся между собой. У нас же каждый монастырь, как грецкий орех – закрыт ото всех накрепко. А надо, чтобы понемногу мы эту скорлупу раскрывали, общались, друг друга узнавали. И уже это общение между собой потихонечку снимает какие-то барьеры. Ты понимаешь, что ты не один, кто-то решает такие же проблемы. Поэтому это общение очень нужно и очень важно. Мне очень нравится бывать на монашеских конференциях. Я думаю, что они будут проходить все чаще и чаще, и со временем все барьеры снимутся. Эти встречи нужно проводить.

 

– Отец Амвросий, а Вы верите в «золотой век» нашего монашества?

 

– Я иногда братии говорю: «Знаете что? Мне кажется, что мы с Вами являемся таким удобрением, компостом. Кому-то надо быть удобрением». Возможно через несколько поколений на удобренной нами «земле» процветет настоящее монашество.

 

– О нас о всех напишут какую-то брошюрку на пять листочков, скажут: вот, они собой удобрили землю…

 

– Пять листочков – это много, будет несколько строк: «Благодаря тому, что братия XX– начала XXI века терпели какие-то скорби, строя монастыри, вот теперь у нас процвела пустыня, яко крин». Все в руках Божиих. Конечно, смотришь на окружающий мир и кажется, что все уже идет к концу, но к концу оно уже идет 2000 лет. Поэтому все в руках Божиих. Я думаю, что и от нас с вами зависит многое.

 

– Благодарим Вас за такую интересную и содержательную беседу!

 

Интервью подготовлено редакцией сайта Монастырский хронограф